Metropolitan Filaret: Orthodoxy, Orthodoxy and Ecumenism
.
Author: Internet Cathedral. Publication Date: May 13, 2020 . Category: ROCOR Archive
People of the older generation remember well what we had in Mother Russia at the time; well remember how many different religious schools we had. And higher ones, like academies, and middle ones, like seminaries, and lower ones, like spiritual schools. Now the conditions are not at all the same. And as you yourself, of course, know, in us, in the Church Abroad, in fact, a real full-fledged spiritual institution is only our seminary, which has been working at Holy Trinity Monastery in Jordanville for more than one or two years. In feasible assistance to this spiritual institution, spiritual pastoral courses are opened, for which God thanks, because in our time it is necessary to appreciate, strongly support and protect those organizations and institutions where it is possible to offer people church teaching.
Of course, compared with the past, we have one plus. You know well, friends, as we used to say in Mother Russia, that the most desperate blasphemers and atheists left seminaries. Perhaps in such a formulation it sounded too keen and exaggerated, but there is no smoke without fire, because, indeed, it used to happen all too often before. People who were not at all suitable for her came into the seminary, and in the end they went out to be enemies of the faith.
I will allow myself to recall now what I did not intend to say at first, but now I remembered - the story of the writer A.V. Amfiteatrov about how the famous scientist, professor, archpriest Nikolai Sergievsky taught theology at the time. Once, a young man from a very intelligent aristocratic family answered the theology test. The answer was extremely brilliant. So great was the knowledge of the young man who responded that moments of answers poured almost into a dispute between the professor and the student. This almost hourly exam has ended. Archpriest Nikolai Sergievsky, putting him the "five", said: "You are probably the most perfect atheist by conviction?" He blushed: “How could you know?” “By the nature of your knowledge and answers. You learn this in order to argue with us. ”And then, when a year later his younger brother, a very modest and God-fearing young man, also answered very well, but not as brilliantly as his older brother, the professor, also putting him the “five”, asked: “You are not such a brother then? Your answer is brilliant, thank you. Your brother’s answer was even better, but I give you a full score with much greater pleasure.”
That was then. Now the possibility that an adversary of faith can come out of a religious educational institution is much less, because now a person who is really looking for both the edifications of spiritual and spiritual enlightenment will go to seminary and even to pastoral courses. And God would give that our humble undertaking would go and be the support of our only seminary.
Once in Harbin I had to read a book by a Theosophist who, defending his Theosophical doctrines, said: “There is no religion higher than the truth. This is our main tenet, theosophical. Therefore, all religions are valuable because they all seek the truth. ” As if even a rather attractive statement, which, however, is internally false. Why? Yes, because if all religions seek the truth, but speak differently about it, then can they be considered equivalent? It’s the same as twelve identical clocks hanging on a wall and showing different times, and we will say: since they are all made to show time, all their readings are equivalent. In fact, some show correctly, the rest are wrong, and maybe everything is wrong. In any case, the truth is one, and, showing different things, they all can not tell the truth.
The same can be said of religion. Of course, religion is the highest point of a person’s spirit, so a believing Christian will never laugh at someone else’s religion, no matter how primitive it may be. But this is one thing. On the other hand, if this theosophical statement is so false, then outwardly, I repeat, it seems quite attractive. And the author of this book, the Theosophist, says: “We managed to unite representatives of almost all religions, in particular, almost all Christian faiths, with the exception of one stubborn one - Orthodoxy. It does not want to take this point of view. It says that it does not seek truth, but possesses it in its entirety, it has nothing to seek. And therefore, it can offer this truth to everyone who wants it, to anyone who seeks it, it hurts its soul. And there is nothing to look for Orthodoxy, it is a religion that contains the revealed truth. And since there is only one truth, then, consequently, Orthodoxy does not want to unite with any other religion. ”
That's right. In Orthodoxy, it is valuable that it professes its faith, that revealed truth that people did not invent in their speculations about God and faith, but which the Lord Jesus Christ brought from heaven to earth, the incarnate Son of God, God's mind, God's power, God's wisdom. That is why this determines eternity, steadfastness and constancy of our Orthodox religion, faithful to itself, our Orthodox faith, this true Christianity. The Lord Jesus Christ told His apostles: "Everything that I have heard from My Father has said everything." That is why the apostle Peter once pointed out: "All that is needed for life and piety is given to us from the Lord." These words of the Savior are not contradicted by his other words, said at the same last supper, when He said: "I still have much to tell you, but you cannot wear now." The point is not that they were told an incomplete truth, but only that they could not fully contain it. “And when the Comforter Spirit comes, He will remind you of what he told you, and will light up your mind so that it understands the truth, perceives in its entirety.” The Church always teaches that the fullness of truth, the fullness of vision belongs precisely to the whole Universal Church, and not to any one person. So, therefore, the content of our faith has already been given. It is formulated at Ecumenical Councils, concisely enclosed in an exhaustive article of faith. Further, the Church says that it is revealed in its depths in the history of the Church, in the works of the Fathers, is assimilated as a saving truth by every human soul in the feat of life, in study, in the reverent perception of what the Church offers as revealed truth. But nothing else can be added, completely new.
Our Orthodox Church stands firmly on this. The basics of such an understanding were warned by the apostle Paul, who wrote to the Galatian Christians: “If not only we, but an angel from heaven will notify you that you have received (it means something completely new), anathema be”. Therefore, if the truth is revealed to you in a new way, in order to accept this clarification, a Christian must, first of all, take care of full compliance with the truth that already exists in our Orthodox Church. This should not be some kind of innovation, but only a conclusion from what the Church offers, the disclosure of what has already been given. And here in this, I repeat, constancy, fidelity, strength and steadfastness of our Orthodoxy.
Once upon a time in Russia we had an original thinker, philosopher, Vasily Vasilyevich Rozanov, a great original. A man who sometimes thought not only not quite ecclesiastically, but also completely non-ecclesiastically, at least, spoke out. He expressed paradoxes, sometimes he simply attacked Christianity , saying that Christianity takes away its light from life, takes away its joyful sides from life and makes it something dark, completely joyless for the soul. But if they say about a Russian person that his mind and heart are not at odds, then this was precisely the original, Rozanov. His mind clearly rebelled against Christianity often, and the pen followed the mind and wrote a lot of things that a Christian should not write. But his heart was drawn to the Church, drawn to Orthodoxy. He himself said that if he dies, he wants to invite the father before death and before his death to confess to him for all his sinful life.
So, this original thinker said: “Why, when I enter the church, my restless soul feels calm? Why, when I enter the smallest, most rural village church, there the clergyman on the choir reads and sings, maybe he himself doesn’t always understand the words he sings and reads out, the old women stand and reverently pray, and they - it’s unlikely that half is understood from what is sung, but why is such peace and peace of mind? Because we entered the atmosphere of eternity, because here is the strength of our faith, our Orthodoxy, the significance of our Orthodox Church.
This humble servant of the Church - a psalmist, God's servant - reads and sings something in his place, and I know that for hundreds of years this has been read and sung. The church sang and read it, the Church offered it to her children. We will not be there, others will come to us in the Church, and they will hear the same thing, feel the same fertile atmosphere. What is the fact that these old women may not understand everything? They eat here, they feel this fertile atmosphere, they live with it. And my sinful soul, ”he says,“ also feels the vitality of this spiritual atmosphere and feels a stone, feels a rock that you can lean on, this constancy, this immutability. ” It is, as he correctly noted, only in the Orthodox Church. Beyond the threshold of the temple, sometimes the most amazing changes take place. Generations succeed generations, states disappear, and others appear in their place. And the Church does its work as it did in the apostolic times, as it does now and will do it until the end, until this earthly history of mankind ends.
If you and I turn to the heterodox religion of Catholicism, we know that its honest and sincere representatives openly admit that it is the Orthodox Church that keeps the truth as it was under the apostles and Ecumenical Councils, and Catholicism added something new to it. They consider these additions inspired, consider them dogmas, but they recognize that it is the Orthodox Church that indestructibly preserves what is in it. And Catholicism, as you know, invented a lot of new things. There is no time to talk about it in detail, you yourself know many points on which Catholicism has departed from Orthodoxy, has departed from true Christianity.
Down and Out trouble started. Admit something new, admit some innovation, as if on a sloping plane, a stone will roll, and life shows how scary it is, how dangerous it is. We are now witnessing the terrible tragedy of Catholicism. Once, the philosopher, it seems, Vysheslavtsev, wrote, recalling the terrible years of life in the Soviet Union in the first years after the revolution: “Many decrees were issued by the Soviet government, and a lot of orders were issued. How did we live? We lived when we circumvented them, didn’t execute, because to do it means to die. ” And this is what I remember all the time, when now I hear that pious Catholics raised in the faith of their fathers are just trying to preserve the former and live by some pious aspiration, insofar as they completely do not accept the innovations of Catholicism, the destructive that connected with the so-called innovations of the so-called Roman high priest.
You yourself see what is being done here, you see the tragedy of Catholicism, which seemed to be an unbreakable rock. They used to always look down at us, saying that we always have some kind of unrest, there is no unity, there is no unity, there is no one center, there is no single power, and we are solid as a rock. That's how it crumbled, this rock, or at least it is starting to crumble now.
As for Protestantism, which appeared as a protest against those, frankly, the outrages that Catholicism had shamed itself by the time of the Middle Ages, it appeared as a healthy protest against these distortions of the truth. But, alas, it turned out that he was protesting, protesting, and he moved away from true Christianity, from Orthodoxy further than Catholicism departed from him. If you imagine a straight and quietly hanging pendulum (it will be Orthodoxy), and Catholicism swung somewhere away from it, then Protestantism rocked in the other direction, but did not stop where Orthodoxy, but, having flown away, found itself even further.
Protestantism also broke with many of the things that were still stored in Catholicism. In Protestantism there is no continuity of ordination, nor many sacraments, and the result is that with such a lack of internal fidelity to the apostolic teachings, with such arbitrariness, Protestantism is crushed, crushed and crushed into sects, into deeds, into all kinds of branches and divisions, sometimes almost each other which are exclusive and in their extreme conclusions reaching almost to the complete denial of Christianity, to the denial of its foundations. And they do not honor the Mother of God and even doubt the deity of the Lord Jesus Christ, that is, essentially completely away from Christian principles and beliefs.
And it was these tragedies of the heterodox religions that gave rise to the phenomenon that now appears to be a poisonous temptation to many souls who are weak or insufficiently understanding the matter. This is what is now called "ecumenism." I repeat once again that there is no opportunity here to talk about him in detail. But I will say, first of all, that’s what, in a few words I’ll try to point out the main point of its insolvency. Ecumenists say: we call for all Christian faiths to come together, to merge together. Each of them has a share of truth, they teach differently, they speak differently. And if they merge, share the truth, and reject their errors, then we will get a new Church, a true Christian in complete unity.
As if, again, a pretty attractive prospect. But look, at what price do they offer it to us? We, like all other faiths, are told: you have some truth. Share! This means that in our religion, in our holy saving faith, we must recognize only a fraction, and declare the rest a delusion. So I ask: what kind of conscience is Orthodox, what heart, soul of a Russian Orthodox person will agree to such a thing? In the saving faith that people once lived in antiquity, the holy fathers, our pious ancestors lived, father John of Kronstadt and our great righteous people burned, to declare only a fraction of the truth, and the rest as a delusion? Of course, never the consciousness of an Orthodox person, the Orthodox soul will not agree to anything like that.
Lingering a little more on this scheme, you and I can see the paradoxes of ecumenism, which, again, point to its failure, with some seeming external appeal. First of all, what caused this? Of course, the fact that the world is going through an era of all kinds of shocks and vacillations. In order to calmly experience all this, you need to have a spiritual foundation. Disparate Christianity , especially the scattered rumors of Protestantism, completely lost unity, lost power, lost the feeling of a possible connection with the heavenly triumphant Church, which they don’t even think about, turning their eyes to the earth, they all interpret in order to establish the Kingdom of God on earth. And being in this perspective, they, as you yourself know, cannot find the truth, because it is not so.
They think that if fragmented, unbelieving, cowardly different rumors and confessions merge, then in unity they will create something powerful and spiritual, while it is known that if you do not add up how many zeros, it will still be zero. Ecumenism is based on the assertion that all religions are only partially correct, and it is concluded that if they are united, a new teaching will be obtained, real Christianity . But this is paradoxical and implausible. And, besides, the main idea from which he comes out that there is no completely true Church on earth among humanity is even more implausible. Because if it were, then ecumenism is not needed, and everyone would simply have merged into this Church. And because of this, ecumenism preaches its doctrine that he believes that there is no true Church truly possessing its fullness, but only confessions, groups of people who have bits and pieces of truth. I repeat: this statement of the question is completely unacceptable for the Orthodox identity.
I would like to say one more thing. If you and I, of course, are as Orthodox as children of the Church, and we never think about joining such ecumenism, which says that the truth is only partly with you, and you are mistaken about the rest, but to meet dissenters you have to, you will have to, future shepherds. Please remember that if you have to talk with dissidents, then there are several circumstances to consider. On the one hand, as the late Vladyka Anthony pointed out, talking about our faith and offering its truth to dissenters, we need to offer our faith as it is, without at all lowering its strict exact requirements and high principles for the sake of anyone - whether it’s their own interlocutor or some dominant currents.
Vladyka Anthony once pointed out that the so-called adaptability of the Catholic clergy to the flock is explained by the fact that it does not raise the flock up, but belittles its faith to it. But this should never be done by an Orthodox pastor, a missionary, generally one who has to talk about faith. Spell it out as it is, in all its height, in all its purity, in all its luminiferous, but severity, without belittling or chopping off, without truncating it, I repeat, for the sake of anyone.
And on the other hand, when talking with dissidents, you always need to talk with a certain warmth, friendliness, offering all this precisely in the spirit of love. As Vladyka Anthony said: “Eliminate as far as possible everything that can offend the interlocutor, scratch, push him away. Offer truths of faith, as they are, but so that it would be warmed by the warmth of sincere benevolence. "
One church writer wrote: “I was recently at a dispute between an Orthodox missionary and a sectarian. The Orthodox missionary argued with his interlocutor for the triumph and joy of the Orthodox listeners. But, ”says the narrator,“ I left with the hardest feeling. ” Both opponents operated on scripture texts and beat each other with texts on the head like sticks. With some kind of hostility, with bitterness, with unkind notes. It was just a fight. It is not a Christian brotherly discussion of a controversial issue in order to find out the truth, to reveal it to the mistaken, but precisely the desire to win at all costs, and therefore a uniform action movie turned out. And it is not known what would happen, the narrator remarks, if the sectarian were more accustomed to the argument, more well-read, more powerful in dialectics and logic. It is not known what else would have happened. But you need the interlocutor whom you are explaining to feel that light and warmth come from the Orthodox Church. ”
And I’ll say one more thing to Orthodox pastors. Especially now the soul hurts for young people who are under the winds of the most diverse anti-church, anti-religious, anti-moral influences. From everywhere on a young soul it falls like a hurricane. What can be opposed to this? Not just learning the head. But it is necessary that children, youth, youth feel warmth and light around the Church. There are such young people, we have here, there are everywhere where only our Church has its centers and nests. If the youth felt warmth and light around the Church, it is already ours. But, alas, there are very few of her. And shepherds need to take care that it is the youth that is attracting and not just logically proving something to it, but that the young burgeoning soul, I repeat, feel comfortable around the Church, feel at home, feel the light and warmth that the Orthodox faith and the Church spread around them. And now, when the young soul feels this, I repeat, it is ours, because he who tasted the bitter sweet will not want to.
Word spoken by Metropolitan Filaret at the opening of pastoral theological courses in Jordanville.
Люди старшего поколения хорошо помнят, что было у нас на Руси-матушке в свое время; хорошо помнят, как много у нас было различных духовных учебных заведений. И высших, как академии, и средних, как семинарии, и низших, как духовные училища. Теперь условия совсем не те. И как вы сами, конечно, знаете, у нас, в Зарубежной Церкви, фактически настоящее полноценное духовное заведение – это только наша семинария, которая уже не первый и не второй год работает при Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле. В посильную помощь этому духовному заведению открываются духовные пастырские курсы, за что Богу благодарение, потому что в наше время нужно ценить, всячески поддерживать и оберегать те организации и учреждения, где является возможным предлагать людям церковное научение.
Конечно, по сравнению с прошлым временем, у нас есть один плюс. Вы знаете хорошо, друзья, как раньше говаривали у нас на Руси-матушке, что самые отчаянные кощунники и атеисты выходили из семинаристов. Может быть, в такой формулировке это звучало слишком обостренно и преувеличенно, но дыма без огня нет, потому что, действительно, раньше бывало так сплошь и рядом. В семинарию попадали люди, совсем не подходящие для нее, и выходили в конце концов, чтобы оказаться врагами веры.
Я позволю себе припомнить сейчас то, что не предполагал сказать сначала, а сейчас вспомнил – рассказ писателя А. В. Амфитеатрова о том, как в свое время в Московском университете преподавал богословие знаменитый ученый, профессор, протоиерей Николай Сергиевский. Однажды на экзамене по богословию отвечал молодой человек из очень интеллигентной аристократической семьи. Ответ был исключительно блестящим. Настолько были велики знания отвечавшего юноши, что ответ моментами выливался почти в диспут между профессором и студентом. Окончился этот почти часовой экзамен. Протоиерей Николай Сергиевский, ставя ему «пятерку», сказал: «Вы, вероятно, по убеждениям совершеннейший атеист?» Тот покраснел: «Откуда Вы могли знать?» «По характеру Ваших знаний и ответов. Вы учите это для того, чтобы с нами же спорить». И потом, когда через год его младший брат, очень скромный и богобоязненный юноша, отвечал также очень хорошо, но далеко не так блестяще, как его старший брат, то профессор, также ставя ему «пятерку», спросил: «Вы не брат такого-то? Ваш ответ блестящий, благодарю Вас. Ответ Вашего брата был еще лучше, но полный балл Вам я ставлю с гораздо большим удовольствием».
Это было тогда. Сейчас возможность того, что из духовного учебного заведения может выйти противник веры, гораздо меньше, потому что теперь в семинарию и даже на пастырские курсы пойдет человек, действительно ищущий и назидания духовного, и духовного просвещения. И дал бы Бог, чтобы наше скромное начинание пошло и было бы поддержкой единственной нашей духовной семинарии.
Как-то в Харбине пришлось мне читать книгу одного теософа, который, защищая свои теософские доктрины, говорил: «Нет религии выше истины. Это наш основной догмат, теософский. Потому все религии ценны, что все они ищут истину». Как будто бы даже довольно привлекательное утверждение, которое, однако, внутренне фальшиво. Почему? Да потому что если все религии ищут истину, а говорят о ней по-разному, то разве можно считать их равноценными? Это все равно что на стенке будут висеть рядом двенадцать одинаковых часов и показывать разное время, а мы станем утверждать: так как все они сделаны для того, чтобы показывать время, то все их показания равноценны. На самом деле одни показывают правильно, остальные неправильно, а может, и все неправильно. Во всяком случае, истина одна, и, показывая разное, они все говорить правду не могут.
Так же можно сказать и о религии. Конечно, религия – высшая точка духа человека, поэтому верующий христианин никогда не станет смеяться над чужой религией, как бы примитивна она ни была. Но это одно. С другой стороны, если это теософское утверждение так фальшиво, то внешне, повторяю, оно кажется достаточно привлекательным. И вот автор этой книги, теософ, говорит: «Нам удалось объединить представителей почти всех религий, в частности, почти всех христианских вероисповеданий, за исключением одного упрямого – Православия. Оно никак не хочет становиться на эту точку зрения. Оно говорит, что истины не ищет, а ею обладает в полноте, ему нечего искать. И поэтому оно эту истину может предложить всякому желающему, всякому, кто ее ищет, болеет о ней душой. А искать Православию нечего, оно есть религия, которая содержит истину богооткровенную. И так как истина одна, то, следственно, ни с какой другой религией Православие объединяться не желает».
Совершенно верно. В Православии то и ценно, что оно исповедует свою веру, ту богооткровенную истину, которую не люди изобрели в своих домыслах о Боге и о вере, а которую принес с неба на землю Господь Иисус Христос, воплотившийся Сын Божий, Божий разум, Божия сила, Божия премудрость. Потому-то этим и определяется вечность, стойкость и постоянство верной себе нашей православной религии, нашей православной веры, этого настоящего подлинного христианства. Господь Иисус Христос Своим апостолам говорил: «Все, что Я слышал от Отца Моего, все сказал». Вот почему апостол Петр в свое время и указывал: «Все потребное для жизни и благочестия дано нам от Господа». Этим словам Спасителя не противоречат другие Его слова, сказанные на той же тайной вечере, когда Он говорил: «Много еще имею вам сказать, но вы не можете носить ныне». Речь идет не о том, что им была сказана неполная истина, а только о том, что ее они не могли полностью вместить. «А когда придет Дух-Утешитель, Тот напомнит вам, о чем вам сказал, и озарит ваш ум так, что он поймет истину, воспримет во всей полноте». Церковь всегда и учит, что полнота истины, полнота видения принадлежит именно всей Церкви Вселенской, а не какому бы то ни было одному человеку. Так вот, следственно, содержание нашей веры дано уже. Оно сформулировано на Вселенских Соборах, сжато заключено в исчерпывающем Символе веры. Дальше Церковь говорит, что раскрывается оно в своей глубине в истории Церкви, в творениях святоотеческих, усваивается как спасительная истина каждой человеческой душою в подвиге жизни, в изучении, в благоговейном восприятии того, что Церковь предлагает как истину богооткровенную. Но иного, совсем нового, прибавить уже нельзя ничего.
На этом твердо стоит наша Православная Церковь. Основы такого понимания в свое время предостерегающе указал апостол Павел, который писал галатийским христианам: «Если не только мы, а ангел с неба будет вам благовестить не то, что вы приняли (значит, что-то совсем новое), анафема да будет». Поэтому если раскрывается перед вами истина по-новому, то для того, чтобы принять это разъяснение, христианин должен, прежде всего, заботиться о полном соответствии с той истиной, которая уже имеется в нашей Православной Церкви. Это не должно быть каким-то новшеством, а только выводом из того, что Церковь предлагает, раскрытием того, что уже дано. И вот в этом-то, повторяю, постоянство, верность, сила и стойкость нашего Православия.
Был когда-то у нас на Руси оригинальный мыслитель, философ, Василий Васильевич Розанов, большой оригинал. Человек, который мыслил иногда не только не совсем церковно, но и совсем нецерковно, по крайней мере, высказывался. Высказывал парадоксы, иногда просто атаковал христианство, говоря, что христианство отнимает у жизни ее свет, отнимает у жизни ее радостные стороны и делает ее чем-то мрачным, совершенно безотрадным для души. Но если говорят о русском человеке, что у него ум и сердце не в ладу, то это как раз было у такого оригинала, Розанова. Ум его явно восставал против христианства часто, а перо шло за умом и писало много такого, чего христианину не следовало бы писать. А вот его сердце тянулось к Церкви, тянулось к Православию. Он сам говорил, что если будет умирать, то желает пригласить перед смертью батюшку и перед кончиной исповедоваться ему за всю свою грешную жизнь.
Так вот, этот оригинальный мыслитель говорил: «Почему, когда я вхожу в церковь, моя мятущаяся душа чувствует спокойствие? Почему, когда войду я в маленькую самую, сельскую какую-нибудь церковь, там дьячок-псаломщик на клиросе что-то читает и поет, может быть сам не всегда понимая слова, которые он выпевает и вычитывает, старушки стоят и благоговейно молятся, а они-то уж вряд ли и половину понимают из того, что поется, но почему такой мир и покой на душе? Потому что мы вошли в атмосферу вечности, потому что тут сила нашей веры, нашего Православия, значения нашей Православной Церкви.
Вот этот смиренный служитель Церкви – псаломщик, божий служитель – на своем месте что-то там читает и поет, и я знаю, что до этого в течение сотен лет это же самое читалось и пелось. Церковь это пела и читала, Церковь это предлагала чадам своим. Нас не будет, за нами в Церковь будут ходить другие, и они то же самое услышат, ощутят ту же благодатную атмосферу. Что с того, что эти старушки не все, может быть, понимают? Они питаются здесь, они чувствуют эту благодатную атмосферу, они ею живут. И моя грешная душа, – говорит он, – так же чувствует живительность этой атмосферы духовной и чувствует камень, чувствует скалу, на которую можно опереться, это постоянство, эту неизменность». Она есть, как он верно подметил, только в Православной Церкви. За порогом храма иногда совершаются самые потрясающие перемены. Поколения сменяют поколения, государства исчезают, и на их месте другие появляются. А Церковь делает свое дело так, как делала его во времена апостольские, так, как она делает его теперь и будет делать его до конца, пока не кончится эта земная история человечества.
Если мы с вами перейдем к инославному вероисповеданию католицизма, то мы знаем, что его честные и искренние представители откровенно признают, что именно Православная Церковь хранит истину такой, какой она была при апостолах и Вселенских Соборах, а католицизм к ней прибавил нечто новое. Они считают эти добавления боговдохновенными, считают их догматами, но они признают, что именно Православная Церковь нерушимо хранит то, что в ней есть. А католицизм, как вы знаете, измыслил много нового. Нет времени говорить о нем подробно, вы сами знаете многие пункты, по которым католицизм отошел от Православия, отошел от подлинного христианства.
Лиха беда начало. Допусти что-нибудь новое, допусти какое-нибудь новшество, словно по наклонной плоскости, покатится камень, а жизнь показывает, как это страшно, как это опасно. Страшную трагедию католицизма мы с вами наблюдаем теперь. Когда-то философ, кажется, Вышеславцев, писал, вспоминая страшные годы жизни в Советском Союзе в первые годы после революции: «Много декретов издавала советская власть, много делала распоряжений. Как мы жили? Жили мы тогда, когда мы их обходили, не исполняли, потому что исполнять – значит погибнуть». И вот это мне все время вспоминается, когда теперь приходится слышать, что благочестивые католики, воспитанные в вере отцов, как раз и стараются сохранить прежнее и живут каким-то благочестивым стремлением, постольку, поскольку они совершенно не принимают нововведений католицизма, того разрушительного, что связано с так называемыми нововведениями самого так называемого римского первосвященника.
Вы сами видите, что тут делается, видите трагедию католицизма, который, казалось, стоял скалой нерушимой. Они ведь раньше всегда смотрели на нас сверху вниз, говоря, что у нас всегда какие-то волнения, нет единства, нет единения, нет одного центра, нет единой власти, а мы тверды, как скала. Вот как она рассыпалась, эта скала, или, по крайне мере, начинает рассыпаться теперь.
Что касается протестантизма, который появился как протест против тех, скажу прямо, безобразий, которыми осрамил себя католицизм уже ко времени средних веков, то он появился как здоровый протест против этих искажений правды. Но, увы, получилось так, что он протестовал-протестовал, да и отошел в другую сторону от истинного христианства, от Православия дальше, чем отошел от него католицизм. Если представить себе прямо и спокойно висящий маятник (это будет Православие), а католицизм откачнулся куда-то в сторону от него, то протестантизм сделал качок в другую сторону, но не остановился там, где Православие, а, улетевши, оказался еще дальше.
Протестантизм порвал и со многим тем, что в католицизме еще хранилось. В протестантизме нет ни преемственности рукоположения, ни многих таинств, а отсюда и результат, что при таком отсутствии внутренней верности апостольскому учению, при таком произволе протестантизм дробится, дробится и дробится на секты, на толки, на всевозможные разветвления и разделения, друг друга иногда почти что исключающие и в крайних своих выводах доходящие почти что до полного отрицания христианства, до отрицания его основ. И Божию Матерь они не чтят и даже сомневаются в божестве Господа Иисуса Христа, то есть по существу совсем от христианских начал и верований отходят.
И вот эти-то трагедии инославных вероисповеданий и породили то явление, которое сейчас ядовитым соблазном предстоит перед многими душами, слабыми или недостаточно понимающими дело. Это то, что называют теперь «экуменизм». Еще раз повторю, что нет возможности здесь говорить о нем подробно. Но скажу, прежде всего, вот что, в нескольких словах постараюсь указать на главный пункт его несостоятельности. Экуменисты говорят: мы призываем к тому, чтобы объединились, воедино слились все вероисповедования христианские. У каждого из них есть доля истины, они по-разному учат, по-разному говорят. И вот если они сольются, поделятся истиной, а заблуждения свои отбросят, тогда получится новая Церковь, истинная христианская в полном единении.
Как будто, опять-таки, довольно привлекательная перспектива. Но смотрите, какой ценой нам ее предлагают? Нам, как и всем другим вероисповеданиям, говорят: у вас есть доля истины. Доля! Это значит, что в нашем вероисповедовании, в нашей святой спасающей вере мы должны признать только долю, а остальное объявить заблуждением. Вот я и спрашиваю: какая совесть православная, какое сердце, душа русского православного человека согласится на подобную вещь? В той спасительной вере, которой жили люди когда-то в древности, жили святые отцы, наши благочестивые предки, пламенел отец Иоанн Кронштадтский и великие наши праведники, объявить только долю истины, а остальное заблуждением? Никогда, конечно, сознание православного человека, православная душа не согласится ни на что подобное.
Задержавшись еще немножко на этой схеме, мы с вами можем увидеть парадоксы экуменизма, которые указывают, опять-таки, на его несостоятельность при кажущейся некоторой внешней привлекательности. Прежде всего, чем вызвано это? Конечно, тем, что мир переживает эпоху всяких потрясений и шатаний. Для того чтобы спокойно все это переживать, нужно иметь духовный фундамент. Разрозненное христианство, особенно разрозненные толки протестантизма, потеряли совершенно единство, потеряли силу, потеряли ощущение возможной связи с небесной торжествующей Церковью, о которой они и не думают, обращая свои взоры на землю, все толкуют, чтобы на земле Царство Божие устроить. И вот в этой-то перспективе находясь, они, как вы сами знаете, не могут истины обрести, потому что так она не находится.
Они думают, если сольются раздробленные, маловерные, малодушные разные толки и исповедования, то в единении они создадут нечто могучее и духовное, тогда как известно, что сколько нулей не складывай – все равно будет нуль. Экуменизм строится на утверждении, что все вероисповедания только отчасти правильные, и делается вывод, что если они соединятся, то получится новое учение, настоящее христианство. Но это парадоксально и неправдоподобно. А, кроме того, еще более неправдоподобна основная та идея, из которой он выходит, что на земле среди человечества нет никакой вполне истинной Церкви. Потому что если бы она была, то не нужен экуменизм, и просто все влились бы в эту Церковь. А экуменизм оттого и проповедует свое учение, что он считает, что никакой истинной Церкви, по-настоящему обладающей ее полнотой, нет, а есть только исповедания, группы людей, которые обладают кусочками, долями истины. Повторяю: для православного самосознания совершенно неприемлема такая постановка вопроса.
Мне хотелось еще вот что сказать. Если мы с вами, конечно, как православные, как чада Церкви, и не подумаем никогда о том, чтобы примкнуть к такому экуменизму, который говорит, что истина у вас только отчасти, а в остальном вы заблуждаетесь, но встречаться с инакомыслящими нам все-таки приходится, придется и вам, будущим пастырям. Запомните, пожалуйста, что если придется беседовать с инакомыслящими, то тут нужно учитывать несколько обстоятельств. С одной стороны, как указывал покойный владыка Антоний, беседуя о нашей вере и предлагая ее истины инакомыслящим, нужно предлагать нашу веру такой, какая она есть, нисколько не снижая ее строгих точных требований и высоких начал в угоду кому бы то ни было – своему ли собеседнику или каким-то господствующим течениям.
Владыка Антоний когда-то указывал, что так называемая приспособляемость католического духовенства к пастве объясняется тем, что оно не паству поднимает наверх, а свою веру принижает до нее. А вот этого никогда не должен делать православный пастырь, миссионер, вообще тот, кому приходится говорить о вере. Излагай ее так, как она есть, во всей ее высоте, во всей ее чистоте, во всей ее светоносной, но строгости, не принижая и не отрубая, не усекая ее, повторяю, в угоду кому бы то ни было.
А с другой стороны, с инакомыслящими беседуя, всегда нужно беседовать с известной теплотой, приветливостью, предлагая все это именно в духе любви. Как и говорил владыка Антоний: «Устраняй по возможности все, что может обидеть собеседника, оцарапать, оттолкнуть. Истины веры предлагай, как они есть, но чтобы это было согрето теплом искренней благожелательности».
Один церковный писатель писал: «Был я недавно на диспуте православного миссионера с сектантом. Православный миссионер переспорил своего собеседника к торжеству, радости православных слушателей. Но, – говорит рассказчик, – я ушел с самым тяжелым чувством. Оперировали текстами Священного Писания оба противника и били друг друга текстами по голове, как палками. С каким-то недоброжелательством, с ожесточением, с недобрыми нотками. Это была именно борьба. Не христиански братолюбное обсуждение спорного вопроса с целью выяснить истину, раскрыть ее перед заблуждающимся, а именно желание победить во что бы то ни стало, и поэтому получился форменный боевик. И неизвестно, что было бы, – замечает рассказчик, – если бы сектант был более привычен к спору, более начитан, более силен в диалектике и логике. Неизвестно, что бы еще получилось. А вот нужно, чтобы собеседник, которому вы объясняете, чувствовал, что от Православной Церкви на него идет свет и тепло».
И еще одно скажу православным пастырям. В особенности сейчас душа болит за молодежь, которая находится под ветрами самых различных противоцерковных, противорелигиозных, антиморальных влияний. Отовсюду на молодую душу обрушивается это как ураган. Что можно этому противопоставить? Не только научение головы. А нужно, чтобы дети, молодежь, юношество почувствовали тепло и свет около Церкви. Есть такая молодежь, у нас тут есть, есть всюду, где только наша Церковь имеет свои очаги и гнездышки. Если молодежь почувствовала тепло и свет около Церкви, она уже наша. Но, увы, ее совсем немного. И нужно пастырям заботиться о том, чтобы именно молодежь привлекать и не просто логически ей что-то доказывать, а чтобы молодая расцветающая душа, повторяю, около Церкви почувствовала себя уютно, почувствовала себя дома, почувствовала тот свет и тепло, которые православная вера и Церковь вокруг себя распространяют. И вот когда молодая душа это почувствует, повторяю, она наша, потому что вкусивший сладкого горького не захочет.
Слово, сказанное Митрополитом Филаретом на открытии пастырско-богословских курсов в Джорданвилле.
